Путешествую во времени.
Вновь я обращаюсь к своему дневнику за неимением существа, которому мог бы доверить все свои самые сокровенные мысли и открыть самые потаенные уголки моей души. Да и кто смог бы дать мне совет, даже если бы я решился попросить такого совета, презрев условности, сковывающие каждого благовоспитанного англичанина (коим я, без сомнения, являюсь). Меня переполняют чувства совершенно противоположного характера. Весь мой предыдущий опыт, который служил мне опорой в самых различных и непредвиденных ситуациях, сейчас оказался абсолютно бесполезным. Я ловлю себя на мысли, что потерял четкие ориентиры и уже не могу в точности определить, что есть дурно и что – добродетельно. Я чувствую, что мне еще предстоит вернуться к некоторым событиям этого дня, чтобы еще раз взвесить их и принять душой, не подвергая скрупулезному интеллектуальному анализу, как я привык поступать прежде. Но пока разум мой противится воспринять то, к чему сердце, как оказалось, давно было готово.
В дальнейшем, быть может, я смогу поведать дневнику всё, что так неотвязно томит мою душу. Сейчас же рука не слушается меня и отказывается писать.
.
.
.
Ночью мне снится, будто я жук, ползущий по газетной странице. Переставляю все свои шесть лапок по шеренгам букв, по теннисным ракеткам, футбольным воротам и лицам пловцов. Над головой зависла огромная лупа. В ней медленно моргающий глаз Джинни Уизли. «Так-так, теперь понятно. Всё с тобой ясно, – говорит она. Лупа опускается ещё ниже, я уже чувствую, как она давит мне на панцирь. – Ну ты и жук, Снейп. Хорошо скрывался», – громадная линза прижимает меня к газете, лапки скребут по буквам.
.
.
.
Перекладываю кота на подлокотник и ложусь на живот. Рука безвольно свисает с дивана, щека вжимается в обивку. Притворяюсь мёртвым и пустым. Стараюсь ни о чём не думать и дышать как можно тише. Я часть тёмной комнаты. Я впитываюсь в ткань дивана. Меня нет, и мыслей у меня нет.
Когда я просыпаюсь, уже понедельник. !.хм.
.
.
.
Когда закрываю дверь дома, во мне соседствуют два противоположных убеждения. С одной стороны, я уверен, что иду на работу и никаких крюков по пути совершать не собираюсь. С другой, я осознаю, что не просто так вышел раньше обычного.
.
.
.
– Это притворство сводило с ума, – я улыбаюсь, или у меня просто свело лицевые мышцы от шока.
В дальнейшем, быть может, я смогу поведать дневнику всё, что так неотвязно томит мою душу. Сейчас же рука не слушается меня и отказывается писать.
.
.
.
Ночью мне снится, будто я жук, ползущий по газетной странице. Переставляю все свои шесть лапок по шеренгам букв, по теннисным ракеткам, футбольным воротам и лицам пловцов. Над головой зависла огромная лупа. В ней медленно моргающий глаз Джинни Уизли. «Так-так, теперь понятно. Всё с тобой ясно, – говорит она. Лупа опускается ещё ниже, я уже чувствую, как она давит мне на панцирь. – Ну ты и жук, Снейп. Хорошо скрывался», – громадная линза прижимает меня к газете, лапки скребут по буквам.
.
.
.
Перекладываю кота на подлокотник и ложусь на живот. Рука безвольно свисает с дивана, щека вжимается в обивку. Притворяюсь мёртвым и пустым. Стараюсь ни о чём не думать и дышать как можно тише. Я часть тёмной комнаты. Я впитываюсь в ткань дивана. Меня нет, и мыслей у меня нет.
Когда я просыпаюсь, уже понедельник. !.хм.
.
.
.
Когда закрываю дверь дома, во мне соседствуют два противоположных убеждения. С одной стороны, я уверен, что иду на работу и никаких крюков по пути совершать не собираюсь. С другой, я осознаю, что не просто так вышел раньше обычного.
.
.
.
– Это притворство сводило с ума, – я улыбаюсь, или у меня просто свело лицевые мышцы от шока.